И был еси монах…

– Аня, а кто твой любимый святой? – спросила Екатерина у подруги.

– Преподобный Сергий Радонежский.

«Странно, – подумала Катя, – почему же у меня такое отстраненное чувство к Преподобному Сергию. Почитаю его как великого угодника Божия, но не могу сказать, что люблю его или что он близок мне. Преподобный Сергий, помолись за меня, чтобы и мне полюбить тебя!» – тихонько вздохнула девушка.

–Три года назад мы ездили в Лавру, – продолжила Аня, – жили там целую неделю. Каждый день ходили к мощам. С тех пор он мне стал как отец родной.

«Жили там целую неделю…» – повторила про себя Катя и тут же поняла, что ей следует делать. Завтра она пойдет к ректору просить направление в библиотеку Московской духовной академии для работы над диссертацией. Конечно, к этому времени она собрала уже достаточно материала по русской истории, но это был прекрасный повод отпроситься с работы и провести неделю «у Троицы», как говорили в старину.

Через три дня Катя подъезжала на электричке к Сергиевому Посаду. Вглядываясь в окно, девушка увидела золотые купола лаврских церквей. Поняв, что от вокзала до Лавры рукой подать, она решила дойти пешком. Вскоре ее взору предстала величественная обитель Преподобного, пышно раскинувшаяся на городской возвышенности. Екатерина долго любовалась издали сказочной красотой Лавры, и перед глазами оживали «преданья старины глубокой».

Давным-давно на этом месте стоял дремучий лес. Зимой его покрывали огромные сугробы, дикие звери во множестве водились в нем. И как душистая восковая свечечка, всё более разгораясь, светила в нем боголюбивая жизнь юного Варфоломея – кроткого служителя Святой Троицы.

Встав задолго до восхода солнца, он становится на молитву. Тихо мерцает огонек лампады перед святыми образами в тесной, срубленной им самим деревянной келье. Проходит несколько лет, и слава о подвижнике распространяется далеко за пределы московских земель. Не было в то время ни телефонов, ни интернета – Сам Господь Духом Святым открывал людям место пребывания Своего угодника, чтобы смиренные боголюбцы спасали свои душеньки под его богомудрым окормлением.

Так, вокруг тесной келейки Варфоломея, принявшего к тому времени постриг в ангельский чин с именем Сергий, стали собираться мужи и юноши, желающие угодить Богу непрестанной молитвой, целомудрием и послушанием.

Вовсю кипит работа: братия рубит лес, выкладывают стены первых монастырских строений. И везде на самых трудных послушаниях кроткий игумен Сергий. Он носит воду, распиливает бревна, месит тесто для просфор. Но главное делание инока – молитва, в которой он пребывает непрестанно: и днем, и ночью.

Преподобный просит Господа благословить место сие Своею благодатью, спасти всех приходящих сюда подвизаться в духовной брани. …Слышится злобный смех, переходящий в дикий вой, будто сотни разъяренных диких зверей рвутся в убогую келию подвижника. Демонские страхования леденят душу, но горячая молитва прогоняет страх.

Когда-то юный Варфоломей удалился в непроходимые московские леса с единственным желанием – послужить Богу в безмолвии и безвестности. Но другое уготовал Господь Своему угоднику: стать наставником и учителем монашества русского севера, игуменом и светильником веры всей земли русской. …Множество райских птиц окружили келию Преподобного. «Так умножится число твоих учеников», – слышит он дивный глас Божий.

Смеркается, окончены дневные труды, братия разошлась для келейной молитвы. Но что это? Будто дерзкий смех раздается? Тихой поступью направляется игумен на звук праздных слов. И точно: трое послушников перекидываются веселыми шутками. «Неопытные еще, не знают, сколь тонка брань вставшего на иноческий путь», – воздыхает Преподобный и легонько стучит в оконце: «Внимайте себе, братия». Притихли смехотворцы, застыдились, – смеха ли ради шли они в суровые дебри, оставив теплые дома и раздольную жизнь? Преподобный идет дальше, от двери к двери. Прислушается – молятся. «Слава Богу!» – кротко перекрестится святой; услышит бесстыдный говор, и вновь раздается тихий стук: «Внимайте себе, братия»…   

Вдруг сзади раздался шорох. Неловко раздвигая кусты, к Преподобному движется огромный медведь, почтительно склонив свою медвежью голову. «Проголодался, бедняга. Ну что же, погоди минутку, – игумен выносит из келии половинку краюхи. – На, пожуй маленько». Дикий зверь аккуратно берет хлебушек из добрых рук и также, неловко ломая кусты, уходит обратно в лес.

Можно ли огромному медведю утолить голод ломтиком хлеба? Конечно, нет. Но не ради сытости брюха повадился он ходить к игумену, а утешиться благодатью Божией, которой веет от смиренного монаха. Ведь, по слову апостола, и тварь Божия от грехов человеческих стенает и ждет избавления (ср.: Рим 8:22).

Но вот братию посетила великая скудость: почти нечего есть стало. Преподобный свой последний кусок разделил с лесным гостем – не оставить же тварь Божию без благословения. А сам пошел наниматься на работу к одному престарелому иноку: «Слышал, брат, у тебя сухарики заплесневелые остались, которые ты выбросить хотел…»   

– Сейчас, отец, принесу!

– Нет, так дело не пойдет. Даром хлеб не возьму. Помню, ты крыльцо приделать к келье хотел. Так я тебе сработаю его. А тогда уже сухариками угостишь.

Подивился брат совестливости игумена – даже заплесневелые сухари даром не взял. Заплакал старик: «Дабы все так пред Богом чистой совестью ходили, какой бы лад по всей земле был».

Прослышали крестьяне о чудесном игумене, что добр к простому народу и что Господь молитву его скоро принимает, а намедни – мальчонка мертвого воскресил. Дело так было. Отец больного сынишку в монастырь нес, а тот возьми да испусти дух перед самой кельей Преподобного. «Воля Божия, – горестно вздохнул отец. – Знать Господь привел сюда не на исцеление, а на отпевание». Оставил сынишку на крыльце, а сам пошел гроб рубить. Приходит. Смотрит: а мальчонка-то жив! Вот радость родителю! «Да, как же ты, родимый, сына моего оживил?!» – упал отец в ноги Сергию.      

– Да он и не умирал, – смиренно ответил Преподобный. – Выхожу из келии, смотрю: дитя на крыльце спит. Я ему говорю: «Да почто ты здесь-то на крыльце лег. Поди вон в келию на лавку, коли спать хочешь». Так он встал и пошел.

Нет, родительское сердце не проведешь – понял крестьянин, что подвижник ради Христа свои дары скрывает, и пуще прежнего слава о нем пошла.

Любил Преподобного и митрополит Алексий Московский, часто приглашал его для душеполезной беседы. Чувствуя приближение кончины, святитель призвал к себе святого игумена и стал просить его стать своим преемником – принять высокое и трудное служение архипастыря всея Руси. «Владыко, святый, – кротко отвечал Преподобный, – от юности не носил я ни золота, ни одежд богатых, подобающих при высоком сане иметь. Прошу тебя избавь меня от этого бремени непосильного, позволь мне до конца дней пребывать в нищете Христовой».  

Видя непреклонность подвижника, митрополит отпустил игумена с миром, а своему воспитаннику – князю Димитрию, что Донским наречен будет, сказал: «Видел мужа сего? Так пусть по смерти моей тебе за отца будет, как некогда я тебе отца усопшего заменил».  

Прошли годы. Почил сном праведных святой митрополит, великий чудотворец и печальник земли русской. Возрос и возмужал под его святительским омофором великий князь Московский и понял, что пора пришла народу православному выступать против ига безбожного, против хана татарского Мамая богопротивного. Но как начать сие великое дело без благословения Божия? Вспомнил князь завет духовного отца и поехал в Троицкую обитель просить молитв ее игумена Сергия. 

А Преподобный всё в трудах, одежда худая, в заплатах. Подходит к нему крестьянин:

– Отец, подскажи, где тут игумен ваш?

– А на што он тебе?

– Дело до него есть: детки с женой в горячке лежат. Люди добрые сказали, что окромя игумена Сергия неоткуда помочи ждать.

С жалостью посмотрел на него Преподобный, но имени своего из смирения открывать не стал, а ко Господу возвел мысленные очи и молится об исцелении его несчастной семьи.

Монахи, что рядом оказались, крестьянина в бок толкают:

– Так вот же он, игумен-то… 

Опечалился крестьянин на них:

– Смеетесь, что ли надо мной? И дела вам до моего горя нет? Какой же это игумен, когда хуже любого из вас одет?!

Вдруг во двор въезжает княжеская дружина, и сам князь пред тем монахом, что в худой одежде, колени в пыльную землю преклоняет: «Благослови, святый отче! Грудь мою кручина томит: снова на Русь полчища татарские идут. Задумал я поганым отпор дать – сколько они еще кровь русскую пить будут?!»       

– Бог благословит тебя, княже Димитрие! Страшная сечь предстоит. Но ты выстоишь силою Божией. А от нашего братства благословляю тебе иноков Андрея и Александра. Славными воинами-богатырями они были, и Господь их вновь на ратный подвиг зовет. Пусть же их молитва и меч сокрушат врагов Отечества и твоему войску крепким щитом станут. А я за тебя и твоих воинов молиться буду.

Горячо целует великий князь натруженную руку старца. Словно сокол на коня взлетает, а за ним дружина. Крестятся иноки вслед защитников отчизны. Ох, тяжела будет битва. Только «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15:13). Да дарует Господь Царство Небесное всем, кто на поле брани за Русь Святую живота своего не пожалеет!  

Крестьянин же тот ни жив ни мертв стоял:

– Прости меня, отче, окаянного, что по наружности о дарах Божиих судить дерзаю. Прости, что братии не поверил, будто и впрямь ты игумен есть, хоть и одежда в заплатах, и вида простого, что брат наш».

– Не печалься, раб Божий, ты один только и прозрел худость мою, – ласково ответил Сергий. – Иди с Богом, внял Господь молитве твоей: в добром здравии ждут тебя родные.

– Ну, а коли так, то и я в долгу пред Богом не останусь! Авось Господь и дальше о моих ребятишках и женке позаботится. А я в войско княжеское запишусь, землю русскую от супостатов защищать! – со слезами на глазах воскликнул крестьянин.

Дни и ночи проводит Преподобный в храме, поминая по именам воинов, погибающих в те минуты на поли брани. Наконец, возвестили ему о прибытии великого князя. Долго рассказывал князь Димитрий святому игумену о той страшной битве; о том, как перед сражением ему икону Божией Матери преподнесли; как молились пред чудотворным образом Царицы Небесной; как Александр Пересвет вызвался на поединок с Челубеем; как оба они замертво упали, пронзив друг друга копьями; как кровь человеческая рекой лилась; как, наконец, войско татарское дрогнуло и в бегство обратилось, а его до полусмерти израненного верные люди среди убитых отыскали.    

(С тех самых пор, в память о Куликовской битве, в Сергиевой обители завели обычай ежегодно совершать поминовение усопших под праздник святого покровителя великого князя – Димитрия Солунского. Это день получил название Димитриевской родительской субботы).   

Преподобный слушает князя, а сам задумался: долго ли народ наш в мирном благоденствии жить будет? Не дружны ведь между собою русские князья, раздоры по земле сеют, кровь православную проливают.    

Была бы воля Преподобного, он бы и помыслом из монастырских стен не вышел. Но глас Божий к другому призывает: стать миротворцем среди удельных князей. И, вот, оставляет он родную обитель и направляется с котомкой за плечами и четками в руке в дальний путь: от одного княжества к другому. С великим почетом принимают его богобоязненные князья, со слезами внимают речам игумена и преклоняются к взаимному миру с братьями.

Но мир там, где молитва. Не столько дружина великокняжеская страну защищает, сколько теплая молитва покаянная. Потому не спешит Преподобный переходить с места на место, но сперва в каждом княжестве по одному, а то и по несколько монастырей насаждает, собирая иноческое войско для брани духовной. И учеников своих, кто кротостью других превосходит, в духовные руководители неопытным ставит. Так, трудами, молитвами и подвигами Преподобного украсилась Северная Русь многими обителями, прославившимися не только благолепием строений, но и высотой монашеской жизни.    

Но пришло время, и Святая Троица призвала Своего верного служителя к Себе. Печальник земли русской преставился в жизнь вечную, но не оставил попечением чад своих. На утешение верующим Господь явил его святые мощи, а Троицкий монастырь, когда-то затерянный в лесной глуши, возрос в великолепную Лавру, вокруг которой вырос огромный Посад.      

Сотни лет Лавра оставалась любимым местом богомолья православных, как простого народа, так и вельмож. Не было в истории русской земли ни одного Царя-Государя, который бы ни почтил обитель Преподобного своим царственным визитом – так возвеличил Господь место подвига одного смиренного монаха…

Алевтина Владимирова