Меня оставили самые близкие друзья

Жизнеописание священномученика Захарии (Лобова), чье имя входит в Собор Липецких святых. 

В свет вышла монография об архиепископе Захарии (Лобове), прославленном в сонме новомучеников и исповедников Русской Церкви в 2000 году на Юбилейном Освященном Архиерейском Соборе. Издание книги и исследования жизни святого (его воронежский период служения) стало возможно благодаря грантовому конкурсу «Православная инициатива», который выиграла автор исследования историк Юлия Бирюкова. Ее книга — наиболее полное жизнеописание ревностного пастыря и одного из самых активных и последовательных борцов с так называемой живой церковью. Выбор Юлии Бирюковой определило то, что она родилась в городе Шахтах (Ростовской области), а священномученик Захария — единственный святой, чье имя связано с этим городом и поэтому особенно дорого шахтинцам.

СПРАВКА

     Захар Петрович Лобов родился 23 марта (4 апреля) 1865 г. в слободе Петровка Павловского уезда Воронежской губернии в семье мелкого чиновника. С 3-го класса два года Захар обучался во II Тамбовском Серафимовском духовном училище (1880-1882), которое окончил по второму разряду, а затем прошел четыре курса в Тамбовской духовной семинарии (1886), также по второму разряду, откуда был уволен по собственному прошению. Завершил духовное образование Захар в Донской духовной семинарии в Новочеркасске (1887/1888 учебный год) по первому разряду со званием студента. По окончании семинарии Захар женился и был рукоположен в священный сан архиепископом Донским и Новочеркасским Макарием (Миролюбовым), остался служить в Донской епархии. В семье родилось семеро детей.

     Священномученик Захария один из тех, кто был поставлен безбожной властью перед выбором — пострадать самому или спасти свою жизнь путем предательства своих ближних. Святой выбрал первое. Поэтому его подвиг и прославлен Церковью (1).

     Святой Захария изначально избрал путь служения на приходе и не помышлял о высотах архиерейского служения. Он стал ключарем главного храма Донской епархии — Вознесенского войскового собора Новочеркасска, членом духовной консистории, ближайшим помощником правящего архиерея.

Один оставался тихоновцем

     В 1922 году протоиерей Захария одним из первых выступил против обновленчества. В одном из своих писем священнику Илье Пироженко он писал: «Я никогда не забуду того момента, когда меня оставил весь съезд духовенства, когда меня оставили самые близкие друзья, когда на меня смотрела и гражданская власть, и духовная как на самого вредного и опасного человека, когда определенно я получил сведения о моей высылке на холодный север. Вы, дорогой, в эту трудную минуту поддержали меня морально своим заявлением в защиту меня» (2). О том же сообщает и обвинительное заключение по делу уже епископа Захарии от 27 марта 1924 году: «ЛОБОВ, будучи протоиереем, всё время вел контрреволюционную линию и являлся ярым поборником и защитником известного контрреволюционера патриарха Тихона. Когда церковный раскол получил организационную форму, на съезде Донской епархии, Лобов один из всего духовенства оставался тихоновцем…» (3).

     Опубликованные на современном этапе документы (4) не оставляют никаких сомнений в том, что обновленческий раскол внедрялся как кампания, спланированная высшими партийными органами власти. Идеологом кампании стал Л.Д. Троцкий. Идеи Троцкого активно поддерживали Молотов, Зиновьев, Сталин и Каменев (5). Л.Д. Троцкий был в курсе идей религиозно-философского движения «нового религиозного сознания» и реформаторских течений в православии начала века и использовал их в процессе организации раскола. Обновленцы вносили и изымали все реформаторские нововведения в свои программы по команде из Политбюро, в зависимости от политического курса руководства страны (6).

     Уполномоченный от церковных советов Свято-Троицкой, Скорбященской (монастырской) церквей Новочеркасска и Покровской церкви станицы Кривянской Григорий Арсеньевич Семянников 4 августа 1923 года обратился к Святейшему Патриарху Тихону с докладом о положении Церкви в Донской епархии. Он сообщил, что в Донской епархии лишь три церкви, которые он как раз и представлял, не признали обновленческое ВЦУ. Церковные советы просили назначить православного епископа и рекомендовали овдовевшего к тому времени протоиерея Захарию Лобова. Патриарх Тихон благословил совершить хиротонию, назначив его Нижне-Чирским викарием (7), что и произошло 5 октября 1923 года в Троицкой церкви после принятия монашества с сохранением прежнего имени (8).

На разных языках

     Донское ГПУ сразу же стало искать основания для удаления епископа с кафедры, что, однако, по «правилам игры» периода «религиозного нэпа» не должно было выглядеть как религиозное гонение. Начался поиск компромата на владыку. За Лобовым было установлено агентурное наблюдение. В деле указаны два информатора с агентурными именами «Бокал-7» и «Идейный», которые сообщали в компетентные органы не только то, что тот говорил на проповеди в церкви, но и что было сказано им в кругу соратников.

     10 декабря 1923 года помощник уполномоченного 1-го отделения СО ДОГПУ в постановлении по делу Лобова характеризовал его деятельность как создание «центра Донской тихоновщины» (9).

Епископ Захария через подпольные адреса вел переписку с благочинными и священниками, не сочувствующими обновленцам, либо колеблющимися, неспособными разобраться в сложившейся ситуации, а также активными представителями приходских общин, настроенных к обновленцам отрицательно. Как следует из его переписки, церковный народ в целом негативно воспринимал обновленцев. Даже те прихожане, которые посещали их богослужения и занимали терпимую по отношению к ним позицию, не принимали нововведений, продолжали соблюдать посты и праздники по старому стилю. И в целом обстановка была напряженной. Отмечались случаи, когда прихожане изгоняли обновленческих служителей из храмов. Настроения верующих отражались и на моральном состоянии вынужденно подчинившегося духовенства.

     Священник станицы Глазуновской протоиерей Димитрий Евфанов писал епископу Захарии 6 декабря 1923 года, поздравляя его с Рождеством Христовым по новому стилю: «Будто праздник и великий, а на душе всё нутро выкоротили (так в тексте. — Прим. авт.). Сегодня были в храме прихожане, а разговляться никто не решился, ждут своего (выделено мною. — Прим. авт.) Рождества, по старому стилю. Отважился было благословить с постной молитвой перед праздниками, но прихожане положительно слушать не хотят про праздники по новому стилю. Я и прихожане стали говорить и думать на разных языках. Самая ужасная трагедия. С таким настроением духа вспомнил про тебя, дорогой товарищ, и решил обменяться мнениями. Знаю тебя как крепкого убежденного поборника веры. Скажи, пожалуйста, что делать при таком шатании мнений. Чувствую, что наша православная русская церковь в большой опасности; страшная волна бушует кругом и затопляет корабль. Невольно вырывается крик отчаяния: Господи, спаси нас, погибаем!»

     Рядовые священники нередко оказывались в стане обновленцев из-за недостатка информации или даже дезинформации: «Мы все, находящиеся в плену так называемой “живой церкви”, не знаем, как выбраться из этого плена, другой организации нет. Мы с живой церковью залезем в полный тупик! Этот новый стиль, ненавистный народу, эти налоги на священство. Епархиальное Управление и Уполномоченный так давят нас, что недалеко то время, когда прихожане просто выгонят нас от себя, как наемников и волков хищных в священнической одежде. Ты же сам не признаёшь “живой церкви” и стоишь не у дел, теперь сообщи, какой организации ты епископ?» — писал тот же Евфанов в письме от 23 января 1924 года.

     В ответ епископ Захария писал: «Наверное, тебе уже известно, что я теперь епископ и уже успел отсидеть под арестом полтора месяца, но теперь на свободе, и совершаю архиерейские службы по церквям Новочеркасска. Большие массы народа наполняют церкви, где я служу и проповедаю… Не знаю, ты, может быть, держишься “живой церкви”, тогда я не могу иметь с тобою общение, и свои поздравления (с Рождеством. — Прим. авт.) беру назад».

     Письма демонстрируют, насколько значима была роль епископа Захарии в противостоянии с обновленцами ради восстановления мира в Церкви и что подлинный авторитет в Церкви имел «тихоновский» епископат.

Опасная лобовщина

     Механизм возврата общин под начало Патриарха Тихона был следующим. Общие собрания приходов принимали решения об избрании своими архипастырями митрополита Митрофана и епископа Захарию, которых в обход обновленческого епархиального управления просили принять общины под свое руководство. Избирался священнослужитель или кандидат в священники для этого прихода, затем митрополиту Митрофану и епископу Захарии направлялся протокол собрания с прошением об утверждении принятых верующими решений и об одобрении избранного или рукоположении нового священника для данного прихода (в материалах следственного дела представлен ряд подлинных документов. Прошения подобного рода содержат резолюции — автографы митрополита Митрофана и епископа Захарии). Численность подобных собраний была довольно значительной и превышала минимально необходимые 50 прихожан (10). Общины в данном случае использовали свое юридическое право — право религиозных обществ избирать себе священнослужителей всех уровней.

     Вскоре епископ Захария стал свободно служить в кафедральном соборе, на других приходах Новочеркасска и всей епархии. Обновленчество быстро сдавало свои позиции и, конечно, не могло простить епископу своего поражения. Обновленческий архиепископ Мелхиседек написал донос в Донское областное ОГПУ, выразив обеспокоенность распространением, по его выражению, лобовщины. Рост авторитета епископа среди верующих отмечали также и информаторы органов ОГПУ (11). Обновленческий архиерей подогревал опасения власти и оценивал появление епископа по указу Патриарха Тихона как несомненный факт контрреволюции: «Около Лобова объединились черносотенные попы и миряне… Ни для кого не секрет, что черносотенцы называют обновленческое духовенство коммунистами и достигают того, что вражда населения к нему растет с часу на час, а симпатии к лицам, подобным Лобову нет конца» (12). Для ликвидации лобовщины, по его мнению, необходимо «изолировать» объединившихся вокруг епископа новочеркасских священников.

     Епископ Захария отчетливо осознавал, что власть не оставит такой успех без внимания и следует ожидать нового ареста. Ощущая нависшую над ним опасность, владыка отмечал: «Большие массы народа наполняют церкви, где я служу и проповедаю. Доколе мне Господь судит Ему служить, не знаю, но я готов на всё»(13).

     В письме своему духовному отцу протоиерею Иоанну Домовскому епископ Захария писал: «С сыновней преданностью усердно приветствую Вас, дорогой мой духовный отец, с светлым праздником Р[ождества] Х[ристова]. […] О своей радости и духовном утешении в литургийных молитвах не могу Вам и передать. Только восклицаю: «Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив!» Не знаю, долго ли Господь продлит Свою милость на мне грешном. С чувством глубокого умиления вспоминаю приятные и дорогие мне встречи с Вами […]. Молюсь всегда за Вас, прошу слезно Ваших святых молитв. Ваш грешный богомольник еп. Захария» (14).

     Из другого письма владыки — священнику Свято-Димитриевской церкви Константину Вейсману в станицу Кагальницкую: «…Я весьма обрадовался, когда получил от Вас доклад о желании быть в лоне Святой, Соборной и Апостольской Церкви Христовой. С великой надеждой на дальнейшее развитие дела чистого православия, я назначил Вас временно исполняющим должность благочинного. Зная Вас как умного и деятельного пастыря, надеюсь, что Вы бесстрашно пойдете по пути чистого православия и увлечете за собой всех, знающих Вас. Да поможет Вам Господь в этом святом деле» (15).

     Епископа Захарию в его борьбе с обновленцами поддержали не только в Донской и Новочеркасской епархии, но и в Ростовско-Таганрогской и даже за пределами области — в Царицынской епархии и в районах Украины (16). Решающим в этом противостоянии должен был стать епархиальный съезд, который собирался созвать обновленческий «архиепископ» Мелхиседек (17). Православные общины под руководством епископа Захарии могли провести на нем признание епископа в качестве правящего архиерея Донской епархии. В случае такого итога съезда общины надеялись реализовать свое юридическое право и ходатайствовать перед советской властью о регистрации нового архиерея (18). Информатор «Идейный» докладывал об этом начальнику Новочеркасского окружного ОГПУ: «По наведенным мною справкам, Лобов ждет, когда епископ Мелхиседек созовет епархиальный съезд, тогда дело его будет выиграно. Безусловно, все откажутся от Мелхиседека и признают официальным Лобова. В крайнем случае, он не теряет надежду на церковные ячейки (общины), которые будто бы юридически могут ходатайствовать о разрешении созыва епархиального съезда (если только Мелхиседек не созовет его) и тогда совершится дело в пользу Захария Лобова» (19). Наконец съезд духовенства и мирян Донской епархии под председательством епископа Захарии принял решение покончить с обновленчеством и перейти в каноническую юрисдикцию Патриарха Тихона.

Пел «Христос воскресе!»

     Конечно, перспектива такого исхода не устраивала светскую власть, которая проводила политику организационного разложения Церкви. Победа одной группировки над другой, безусловно, не входила в ее планы. ОГПУ использовало традиционный способ борьбы — устранение иерарха, успешно препятствовавшего развитию обновленчества. 28 февраля 1924 года епископ Захария был арестован.

     В апреле его дело из полномочного представительства ОГПУ на юго-востоке России было передано в Москву, в VI отделение секретного отдела ОГПУ, а епископ этапирован в Бутырскую тюрьму, где он провел около полугода. Дело взял под контроль начальник VI отделения СО ОГПУ Е.А. Тучков, куратор церковных дел и секретарь Антирелигиозной комиссии (АРК) при ЦК РКП(б). По распоряжению Тучкова дело рассмотрела сотрудница VI отделения СО ОГПУ Якимова. 5 мая 1924 года Якимова дала свое заключение, в котором отмечалось, что требовалось дальнейшее расследование дела. На заключении по делу Якимовой стоит утверждающая резолюция Г.Ягоды, бывшего в то время членом коллегии и управляющим делами ОГПУ (20). Статьи обвинения в VI отделении были несколько изменены: «Распространение контрреволюционных воззваний и антисоветская агитация путем проповедей» (ст. 69 и 72 УК РСФСР). Ту же самую квалификацию поддержал и Е.А. Тучков (21).

     Епископ Захария виновным себя не признал.

     26 сентября 1924 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ постановило заключить епископа в концлагерь на два года (22). Его отправили в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). По возвращении из заключения 24 апреля 1929 года с возведением в сан архиепископа святого Захарию назначили на Воронежскую кафедру. Он управлял епархиями на обширной территории Центрально-Черноземной области, в которую вошли: Воронежская, Тамбовская, Курская и Орловская губернии. В этот период перед церковной властью стояла задача воссоздания церковного управления. Воронежский архиерей нарекался «областным архиереем» и обязывался «принимать во временное свое управление каждую освободившуюся в его области епархию впредь до назначения на нее постоянного епископа» (23). Взаимоотношения между священномучениками Захарией Воронежским, Липецким Уаром (Шмариным), Вассианом Тамбовским носили характер подотчетности местных архиереев воронежскому на протяжении 1929–1935 годов, что демонстрируют документы этого периода.

     Архиепископ Захария вновь был арестован 23 мая 1935 года, а 12 ноября 1935 года отправлен в лагерь.

     Он отбывал срок заключения в Карагандинском лагере (Карлаг). В 1937 году уже в лагере владыку повторно осудила тройка при УНКВД СССР по Карагандинской области, приговорив к расстрелу. Основной причиной, скорее всего, следует считать престарелый возраст (72 года) — к работам он стал не годен, а также его беседы с заключенными о вере в Бога. Обвиняли его также в совместном с другими заключенными праздновании Пасхи.

     По поводу пасхального празднества владыка указал, что Пасху встречал сам, пел «Христос воскресе!» без облачения. Сохранилось письмо архиепископа, датированное 6 мая 1937 года, написанное благодетелям, поддерживавшим его в ссылке, которых он поздравлял с Пасхой. Он писал: «Я встречал праздник в великой скорби, т[ак] к[ак] тут нет ни храма, ни Святого Богослужения. Дождался 12 часов ночи, и пропел сам себе “Христос воскресе”, и горько заплакал. Так и прошел праздник в скорби и тоске. 4 мая получил от Вас, Мария Александровна, посылку с разными продуктами, где были яйца и кулич. До слез тронула Ваша посылка меня. […] Увидел и кулич, и яйца, и представилась мне Святая Пасха. Да воздаст Вам Господь своими милостями за Ваше доброе» (24). 21 сентября 1937 года, в 24 часа, архиепископа Захарию (Лобова) расстреляли в Чурубай-Нуринском отделении Карлага (25).

     Святой Захария был человеком не ученым и не книжным — окончил лишь духовную семинарию, где никогда не был лучшим учеником. Ничего не известно о его богословских трудах. И даже его письма, оставшиеся в материалах дела, не свидетельствуют об особом красноречии пастыря. Они просты по форме и по содержанию. Но его сила проявилась в другом — в кропотливом воссоздании организационной структуры Церкви и бесстрашном противодействии советской власти и так называемой живой церкви.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Статья подготовлена на основе книги «Подвиг служения священномученика Захарии (Лобова), епископа Аксайского, архиепископа Воронежского и Задонского (1865–1937)» (Бирюкова Ю.А. Священник Павел Овчинников. Ростов н / Д.: Антей, 2014.
2. Здесь, вероятно, идет речь о съездах 1922 г., которые прошли в епархиях накануне обновленческого «собора» и, по расчетам обновленческих организаторов, должны были признать епархиальные управления, назначенные обновленческим ВЦУ // Архив УФСБ РО. Д. П-15250. Л. 80.
3. Архив УФСБ РО. Д. П-15250. Л. 112.
4. Архивы Кремля. Кн. 1: Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941 гг. Документы и фотоматериалы. М., 1996.
5. Записка Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) о политике по отношению к церкви. 30 марта 1922 г. // Архивы Кремля. Кн. 1. С. 162 и др.
6. Воронцова И.В. Л.Д. Троцкий как стратег обновленческой реформации // Вестник ПСТГУ II: История. История Русской Православной Церкви. 2009. Вып. II: 4 (33). С. 51–62.
7. РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 197. Л. 204–205. Д. 218. Л. 72–73. Резолюция от 4 / 17 августа № 115.
8. Рапорт информатора «Бокал-7» уполномоченному ГПУ VI отд. 7 октября 1923 г. // Архив УФСБ РО. Д. П-15250. Л. 47. Заверенная копия; [Донесение архиеп. Мелхиседека начальнику Черкасского окружного ДОГПУ тов. Сизенцеву [А.С.] 5 октября
1923 г.] // Там же. Л. 55.
9. Здесь и далее (письма) цитируются по материалам дела. См. ссылку 7.
10. Протокол № 9 1923 г. 27 декабря общего собрания членов религиозной общины Донской Богородицкой церкви слободы Старочеркасской в числе 45 чел. // Там же. Л. 98. Л.29.
11. Там же. Л. 91.
12. Там же. Л. 44.
13. Там же. Л. 70.
14. Там же. Л. 72. Документ датирован 18–31 декабря 1923 г. Перлюстрация, выполненная сотрудником ОГПУ 4 января 1924 г.
15 Там же. Л. 78. Перлюстрация.
16. Там же. Л. 74; Д. П-15249. Л. 25–25 об.
17. Архив УФСБ РО. Д. П-15250. Л. 92.
18. Там же. Л. 106.
19. Там же. Л. 92.
20. Там же. Л. 115, 120.
21. Там же. Л. 116.
22. Там же. Л. 124.
23. Журнал Московской Патриархии в 1931–1935 годы. М., 2001. С. 218.
24. ГАЛО. Ф. Р-2210. Оп. 1. Д. 23459. Л. 28–29.
25. Архив Центра правовой статистики и информации при обл. прокуратуре г. Караганды. Д. 2187.

Юлия Бирюкова,
протоиерей Роман Амплеев
Журнал Московской Патриархии
№1, 2015, с. 64-68.