Языковая личность святителя Иннокентия Херсонского и отечественная культура (на материале “Бесед на Страстной седмице” и “Бесед на Светлой седмице”)
Ольга Сергеевна Шурупова,
доктор филологических наук,
профессор ФГБОУ ВО «Липецкий государственный
педагогический университет имени П. П. Семенова-Тянь-Шанского»,
Анна Сергеевна Шурупова,
кандидат экономических наук,
заместитель директора Липецкого филиала Академии
государственной службы при Президенте РФ
Языковая личность святителя Иннокентия Херсонского и отечественная культура (на материале “Бесед на Страстной седмице” и “Бесед на Светлой седмице”)
В этом году Региональный этап Рождественских чтений посвящен теме «Православие и отечественная культура: потери и приобретения минувшего, образ будущего». В связи с этим представляется особенно актуальным и своевременным обращение к личности святителя Иннокентия Херсонского.
Дело в том, что на знаменитом Памятнике Тысячелетию России в Новгороде Великом среди других фигур людей, незаурядных, послуживших Отечеству и совершивших особенно значимые для русской истории культуры деяния, есть и фигура святителя Иннокентия. Ее можно рассмотреть на горельефном фризе в нижней части памятника, включающей 109 фигур, которые разделены на четыре группы: «Военные люди и герои», «Государственные люди», «Писатели и художники», «Просветители». Однако если большинство государственных деятелей и военных героев, а также писатели и некоторые художники знакомы основной массе современных русских людей хотя бы по школьной программе, то знание о просветителях Руси далеко не отличается полнотой. Думается, большинству людей, посещающих Великий Новгород, известны равноапостольные Кирилл и Мефодий, княгиня Ольга и летописец Нестор, многим знакомы святые Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский и Стефан Пермский и, разумеется, хорошо знающие русскую историю, узнают фигуры патриарха Никона, сподвижника Петра I Феофана Прокоповича, святителей Дмитрия Ростовского и Митрофания Воронежского, тоже трудившихся на ниве духовного просвещения России в петровские времена, а также святителя Тихона Задонского, особенно дорогого жителям нашего региона. А вот Иннокентий Херсонский, запечатленный на памятнике, среди самых достойных сынов Отечества, скорее всего, будет узнан только профессиональными историками. В посвященном памятнику описании, подготовленном Л.А. Николаевой, о нем говорится очень скупо: Иннокентий – архиепископ херсонский, известный церковный оратор, автор многих богословских сочинений». Что конкретно сделал и написал святитель, за какие деяния скульптор Михаил Осипович Микешин счел его достойным быть упомянутым среди лучших людей России? Если спросить сегодняшних студентов, учителей, да и вузовских преподавателей литературы и истории, ответят правильно далеко не все. В том числе не все уроженцы Ельца, хотя святитель Иннокентий – их земляк. Но, например, в книге «Елец» его имя не упомянуто в списке прославивших город. Имена И. Бунина, В. Кротевича, М. Пришвина, Н. Семашко, Т. Хренникова в этом списке есть, а имени человека, удостоенного появиться среди лучших из лучших на памятнике Тысячелетию России, – нет. И это – очень большая потеря, не восполнив которую нельзя двигаться дальше, ибо каким станет наше будущее, если молодежь не знает даже тех людей, которые «способствовали возвеличению России»?
Думается, что разумнее всего узнать святителя Иннокентия по его творениям, изучить его языковую личность, неповторимые черты которой заставили когда-то людей середины XIX столетия поместить на памятнике его изображение. Пожалуй, наиболее доступными и близкими современному читателю являются его «Беседы на Страстной седмице» и «Беседы на Светлой седмице». Дело в том, что эти проповеди как нельзя лучше созвучны самой русской культуре, суть которой исследователи, например, И.А. Есаулов, определяют как пасхальную.
По словам исследователя, «историю оригинальной русской словесности начинает “Слово о Законе и Благодати” митрополита Иллариона… Оно, скорее всего, прозвучало либо перед пасхальной утренней службой, либо же в первый день Пасхи. Таким образом, пасхальная проповедь, по-видимому, является одновременно и истоком русской словесности как таковой». Можно с уверенностью говорить о пасхальности русской литературы, от «Слова о полку Игореве», в котором главный герой, раскаявшись в гордыне, получает возможность вернуться домой из половецкого плена и поехать «к Богородице Пирогощей», до «Капитанской дочки» А.С. Пушкина, где главная героиня просит у императрицы не правосудия, а милости, до «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского, герой которого после Пасхи получает возможность духовного преображения, до «Войны и мира», в котором эпизоды раскаяния и покаяния, а затем и духовного воскресения Наташи Ростовой, Андрея, Николая – ключевые для понимания текста и т.д. В ХХ столетии суть русской культуры гениально выразил А.И. Солженицын, столкнувший и противопоставивший в своем романе «В круге первом» два Рождества: русское – и западное, «все небо в рекламах, все улицы – в заторе машин, душатся в магазинах, подарки – каждый каждому. И на какой-нибудь захудалой затертой витринке – ясли и Иосиф с ослом». Для западного человека главным всегда оставалось Рождество, приход Спасителя на Землю и преображение этим земного, вещного мира, тогда как русский человек устремлен к Пасхе, к покаянию и радости о воскресшем Христе, дарующем жизнь вечную. И писатель ХХ века, сталкивая в своем романе два Рождества и два мироощущения: тягу к земному благополучию, к тому, чего человек себя считает достойным и к чему он закономерно стремится, и непонятное, парадоксальное стремление к страданию и жертве, к покаянию, а значит, и к воскресению. Как утверждал оптинский старец преподобный Варсонофий, «лучшие писатели наши стремились к Богу… Студенчество ничего не читает, не имеет понятия ни о Шекспире, ни о Пушкине, а они могли бы поднять… от будничной, серой, обыденной жизни и привести к Богу. Впрочем,… такое чтение ведет…, так сказать, дорогами окольными, – лучше же нам избрать прямой путь» (298-299).
Таким прямым путем могут стать творения великого просветителя и нашего земляка Иннокентия Херсонского. Его проповеди направлены именно на то, чтобы подготовить человека к Пасхе. Его «Беседы на Страстной седмице» состоят из 12 частей, причем некоторые из них в свою очередь делятся на более мелкие части. На каждый день Страстной седмицы предназначено свое слово, и, таким образом, проповеди необходимо читать постепенно, с каждым днем все сильнее погружаясь в подготовку к великому событию – воскресению Христову. Чтобы изучить языковую личность святителя, необходимо обратиться к его творениям и поэтапно исследовать эти тексты. Наше сообщение представляет собой лишь прикосновение к великому, нуждающемуся в гораздо более подробном анализе.
В первом же «Слове в Великий Понедельник на утрене» святитель, во многом вслед за митрополитом Иларионом, противопоставляет Закон и Благодать, подлинную суть Страстной седмицы и Воскресения Христова – и законноческое, поверхностное восприятие этих дней, увы, характерное для многих людей. Он строит свое слово на противопоставлении величия и святости наступивших дней и тех житейских забот, в которых погряз человек и которые кажутся очень важными. Самым частотным приемом в построении этого слова становится риторический вопрос, обращенный к пастве. Святитель вновь и вновь задает вопросы: «Господь глаголал о Своем пути апостолам; но можно ли сказанного Им не отнесть к себе всякому, кто токмо слышит оное?», «…Можем ли не разделить с Ним и последних минут Его?», «Разве не за нас Он идет на Крест? Разве не наши грехи будут омываться Его Кровью?». Сначала он сам отвечает на свои вопросы призывом «теперь… явить любовь и усердие, когда все оставляют Его!», причем использует глаголы в форме первого лица множественного числа, как бы соединяясь с теми, кому предназначено его «Слово…»: «приидите, соединимся в духе веры и любви, и пойдем бодренной мыслью за своим Спасителем; не опустим без внимания ни одного Его слова, разделим все Его чувства, войдем в дух всех Его поступков». Налицо часто используемый и в других проповедях прием градации, используя которую святитель как бы заставляет слушателей подняться по невидимой лестнице, все глубже и глубже погружая нас в ощущение наступления Страстной седмицы, когда надо оставить все и быть со Христом.
Однако «Слово…» отчетливо разделяется на несколько частей: если в первой святитель вдохновенно призывает паству к духовному труду, то во второй он прибегает к приему антитезы. Только что мы слышали возвышенные призывы, следуя которым человек как бы поднимался ввысь. Однако стиль повествования неуловимо меняется – автор как бы возвращается на землю и с огорчением констатирует: «Но, к сожалению, у многих смысл и вся душа никогда так не бывают нечистыми, исполненными сует житейских, как в сию святую и чистую седмицу». Третья часть Слова посвящена объяснению, как именно должен христианин готовиться к празднику. Святитель приводит в пример апостолов и мироносиц, которые тоже ходили за покупками и готовили, но не теряли святости. Царство Божие не должно, по мысли святителя, заменяться служением чреву. Слова высокого стиля, славянизмы плод, грядущий, блага, трапеза, снедь и т.д. святитель соединяет с лексикой, привычной для делового человека XIX столетия: «Таким образом сам собой, без усилий, неприметно восстановится правильный порядок вещей, дней и занятий».
Постоянно используя вопросно-ответную форму повествования, святитель беседует с читателем, убеждает: необходимо отрешиться от земных забот. Святитель задает тот или иной вопрос, на который должен мысленно ответить читатель, а затем сам отвечает на него, подводя нас к той или иной мысли. Например, в «Поучениях на литургии, в первый день Пасхи» он последовательно дает ответы на вопросы: «Кто воскрес? Для чего воскрес? Что должно произойти вследствие воскресения?». Такое построение текста напоминает рекомендуемую нынешними специалистами в области методики интерактивную форму проведения занятий, в ходе которых ученики и учитель совместно ищут ответы и приходят к значимым выводам. Однако святитель Иннокентий использовал эту форму намного раньше, чем про нее заговорили методисты, что сделало его проповеди не только доступными для восприятия разными людьми, но и направленными на вовлечение слушателя или читателя в совместный поиск истины, в соборную духовную работу.
При этом святитель часто прибегает к градации, например, подчеркивая, что многие из христиан остаются «кто во дворе Каиафы, с одним внешним видом благочестия; кто в претории Пилата, с одной личиной правды, с омытыми руками, но с оскверненной совестью; кто во дворце Ирода, с незлонамеренным, по-видимому, но тем не менее ужасным глумлением над простотой веры; кто при Иуде, с явным святокупством или отчаянием». Еще одним знаковым приемом становится цитирование слов Христа. Так, в «Слове в Великий Понедельник» крайне неожиданно и резко звучит призыв: «Иже имат влаголище, да возмет... а иже не имат, да продаст ризу свою, и купит нож». Святитель поясняет эти слова, которые он делает призывом каждому из нас: купи нож и поражай им того ветхого человека, который «и в тебе часто вопиет противу Христа: “возьми, возьми, распни Его”».
Можно отметить, что практически во всех проповедях Страстной седмицы святитель использует, наряду с цитатами из Священного Писания и обращениями к пастве, зримые, легко представимые образы меча, креста, гвоздей, земной пищи, сухого дерева, кваса и т.д., с помощью которых он доступно поясняет слушателям и читателям, что они должны делать и чувствовать. Поражает, например, что крестом святитель Иннокентий называет и бренное человеческое тело с его болезнями, и все, что окружает нас в земном мире. «Ты непрестанно от самой колыбели до гроба призываешься, ведешься, влечешься на крест», – заявляет святитель. Он предлагает нам представить себя действительно распятыми, прибитыми к кресту гвоздями. В таком положении у человека «осталось бы одно на уме и в сердце: как бы скорее разрешиться от земли и плоти, и предать дух Богу». Это, по мнению святителя, и значит сораспяться Христу.
С одной стороны, зримые орудия страданий, о которых напоминает святитель, предстают в его проповедях как символ тех чувств, которые должен испытывать христианин. Так, гвоздями, прибившими нас к кресту, он называет память о смерти и любовь к Богу. Но в то же время используемые им образы зримы, конкретны, можно сказать, вещны. Это, с одной стороны, делает текст проповеди доступным неискушенному читателю, а с другой – заставляет тонко чувствующего, обладающего воображением человека ярко представить и по-настоящему ощутить то, что часто мы не чувствуем, поглощенные житейскими заботами. Так, говоря о причащении Святых Христовых Тайн в Великий Четверток, он начинает свое слово с описания совсем иной ситуации: «Если бы, братие, кто из нас внезапно вступил в союз с каким-либо могущественным монархом, был им приближен к лицу его, удостоен доверия, дружбы и любви; то какой исполнилось бы сердце его радостью». Затем святитель сопоставляет дружбу с земным владыкой и благоволение, оказанное причастнику Владыкой Небесным. Сходный прием использует святитель, когда сравнивает последние слова Христа на кресте и те слова, которые, быть может, скажем мы в свой последний час. Он последовательно погружает читателя в те ощущения, которые помогут прочувствовать величие и ужас евангельских событий, воздействуя на воображение человека, заставляя нас представить, услышать, прочувствовать то, что происходило на Голгофе.
Практически во всех проповедях, связанных с днями страстной седмицы, святитель обращается к примерам из Евангелия, призывая слушателей и читателей вести себя подобно тем людям, которые были с Христом в его последние дни. Так, в «Слове в Великую Среду» он заявляет: «Итак, братие, кто бы вы ни были, как бы ни казались великими грехи ваши, грядите все на Голгофу… вместе с Симоном Киренейским». Он по очереди вспоминает жен-мироносиц, апостолов Иоанна Богослова и Петра, благоразумного разбойника. Святитель часто прибегает и к негативным образам Пилата и Ирода, которым нельзя подражать. Помимо новозаветных, святитель использует ветхозаветные образы: Давида, Соломона и т.д.
Интересной чертой языковой личности святителя Иннокентия является способность к словотворчеству. Он создает индивидуально-авторские неологизмы, например «оземленять» («Будучи сами совершенно земны, мы и праздники оземленяем»). Это, как и способность свободно оперировать цитатами не только из Священного Писания, но иногда и из философских сочинений (например, Платона), а также примерами из Священной Истории, говорит об элитарности языковой личности святителя Иннокентия Херсонского. Несомненно, его творения, простые и доступные для восприятия самых разных людей, построенные с использованием приемов диалогизации, градации, сопоставления и противопоставления, могут служить прекрасным примером ораторского красноречия и должны изучаться в курсах «Риторики», «Ораторского мастерства», «Стилистикп» и т.д.
Стоит обратить особое внимание на «Слово в день Пасхи» (Беседа 18), которое святитель строит необычно, поясняя разные этапы и элементы богослужения в Великую Субботу и в ночь Христова Воскресения. Он подробно описывает, что происходит в храме, заставляя читающего не только осмыслить, зачем и почему положены те или иные действия и молитвы, но и постепенно проникаться ощущением пасхальной радости. Привычный для творений святителя Иннокентия прием градации использован здесь, на первый взгляд, незаметно, ведь он просто перечисляет, в какой последовательности совершаются разные элементы службы. Однако налицо именно градация, поскольку святитель заставляет нас не только стать свидетелями праздничного богослужения, погрузиться в него, но и почувствовать возрастающую с каждым новым абзацем текста радость. Заканчивает свое «Слово» святитель, однако, очень просто и почти буднично: «Вот сколько особенностей настоящего праздника! Возблагодарим богомудрых учредителей и будем внимательнее к учрежденному; довольно уяснить раз, чтобы потом, смотря на происходящее, получить от него назидание. Аминь».
Хотелось бы и доклад, посвященный его языковой личности, закончить подобным образом. Достаточно понять, что существует замечательное наследие святителя Иннокентия, чтобы вновь и вновь обращаться к нему самостоятельно и, вместе с автором проповедей постепенно, поэтапно погружаясь в описание страстей Христовых и Христова воскресения, получать так необходимые современному человеку назидание и духовную опору.
Доклад прочитан на Межрегиональной духовно-просветительской конференции, посвященной 200-летию начала педагогической и просветительской деятельности святителя Иннокентия, епископа Херсонского «Вся сила в деятельном христианстве» в ФГБОУ ВО «Елецкий государственный университет имени И. И. Бунина»
22 декабря 2023 года